– Вчера арестован Григорий Каннер, – резко бросил товарищ Ким. – У него найдена большая картотека, там компрометирующие материалы на руководства партии и Совнаркома. Он признался, что собирал эти сведения по вашему приказу. Более того, сообщил, что через управляющего делами ЦК Ксенофонтова устанавливал слежку за людьми, изымал материалы. Были случаи незаконных арестов…
– Подлец! – желтые глаза плеснули пламенем. – Подлец и провокатор! И он, и этот Ксенофонтов. Они воспользовались…
– Не только они, товарищ Сталин. Разрешите?
Любитель трубок положил папку и прошел к Т-образному завершению стола, где находился Сталин. Справа от Генерального стоял большой черный телефон, рядом желтела скверной бумагой тощая книжица.
– Телефонный справочник Главной Крепости, как я понимаю? Вы не будете возражать?
Товарищ Ким взял книжицу со стола, открыл наугад:
«049 – Богданов, 059 – Бубнов, 054 – Бухарин…» А вот и товарищ Дзержинский – 007, интересный номер. У Троцкого, само собой – 001, иначе нельзя. Ваш, товарищ Сталин, насколько я помню – 034.
Он снял телефонную трубку, немного послушал.
– Да, пусть войдет.
Двери раскрылись. Двое парней в зеленых гимнастерках втащили за руки третьего – небольшого роста, узкоплечего, со вздыбленными темными волосами. На лицо его лучше было не смотреть – в гробу такие прячут под покрывалом. Семен невольно отвернулся. Подобного Грише Каннеру он все-таки не желал.
– Говорите, – кивнул товарищ Ким. Человек дернулся, судорожно глотнул воздух.
– Так точно… Да… Два года назад Председатель Совнаркома дал указание об устройстве автоматической телефонной сети в Главной Крепости. Инстанция… То есть… Товарищ Сталин непосредственно руководил этой работой. Был приглашен инженер, коммунист из Чехословакии. Центр сети технически целесообразнее всего было ставить в том пункте, где сгруппировано больше всего абонентов. Инстанция… Товарищ Сталин приказал поместить его на нашем этаже, возле своего кабинета. Для… Для товарища Сталина был выделен отдельный аппарат и устройство, чтобы незаметно прослушивать разговоры. Устройство называется «контрольный пост»…
Генеральный медленно встал, крепкие пальцы вцепились в край столешницы.
– Сейчас «контрольный пост» находится здесь, в нижнем правом ящике стола. Его можно в любой момент присоединить к сети. По приказу Инстанции я стенографировал разговоры товарища Троцкого, товарища Зиновьева, товарища Дзержинского…
Каннер задохнулся, долго глотал воздух. В кабинете стояла мертвая тишина.
– После окончания работы инженер по приказу товарища Сталина был арестован и расстрелян…
– Бред! – ладонь Сталина упала на зеленую ткань. – Здесь не ГПУ, я не могу никого расстреливать!..
Изувеченное лицо Гриши Каннера дернулось.
– Не… Не бред. Товарищ Сталин обратился к товарищу Ягоде, начальнику Особого отдела ГПУ, тот оформил…
Ким Петрович махнул рукой, и все трое вышли из кабинета. Каннер двигался с трудом, ноги заплетались, цеплялись о красный ковер. Негромко хлопнула дверь.
– Центральная контрольная комиссия подтверждает эти факты, – комиссар Лунин подошел к телефону, брезгливо прикоснулся пальцем. – Но делу следует дать законный ход, а не использовать для шантажа, иначе мы будем ничем не лучше этих «контролеров». Вы можете меня арестовать, как товарища Куйбышева, но если нет, я сейчас же собираю пленум ЦКК. Заодно рассмотрим деятельность вашего отдела, товарищ Ким. Давно пора!
Николай Лунин попрощался коротким кивком и шагнул к двери. Никто его не задерживал.
– Какой горячий товарищ, панымаишь, – проговорил Ким Петрович с узнаваемыми сталинскими интонациями, когда дверь за комиссаром закрылась. – Пусть теперь кто-нибудь попробует утаить шило в мешке. Все равно бы не получилось, Троцкий рвет и мечет, а у Зиновьева чуть ли не апоплексический удар. Кому понравится такой «контроль»?
– Почему? – Сталин вскинул голову, посмотрел товарищу Киму прямо в глаза. – Почему предал, шэни набичуар? Чем подкупили?
– Предать можно Вождя, – любитель трубок выдержал взгляд Генерального на удивление спокойно. – А ты обычный «каппо», ничем не лучше Свердлова и Троцкого. Рано ты себя «Инстанцией» вообразил. Это первое, а вот и второе…
Из черной папки был извлечен сложенный пополам журнал в блестящей глянцевой обложке. Товарищ Ким расправил его и положил перед Сталиным. «Огонек» – успел прочитать Семен. Над красными буквами надписи был помещен портрет усатого старика в старорежимной фуражке с большим гербом, обведенный жирной траурной рамкой.
Генеральный пододвинул журнал ближе, вгляделся.
– Март 1953-го… Значит, это ты, товарищ Ким, памфлеты подбрасывал? Гербертом Уэллсом себя вообразил? Мог бы и умнее придумать. ХХ съезд, понимаешь, культ личности, пигмеи, козявки… Это, кто по-твоему, Сталин? Ерунда, даже не похож.
– Мне было пять лет, – негромко заговорил Ким Петрович. – Арестовали соседа по лестничной клетке, редактора газеты «Труд», затем другого, командарма 2-го ранга… А потом отключили лифт. Жильцы сами попросили – никто в подъезде не мог спать, слушали, не едут ли за ними. К нам постучали в четыре утра. Я еще удивился, звонок работал, но они предпочли бить кулаками в дверь. Отец думал, что пришли по его душу, но взяли маму, она была дальней родственницей маршала Якира… Ты что думаешь, Усатый, я это прощу?
Товарищ Сталин долго смотрел на обведенную траурной рамкой фотографию, наконец, медленно покачал головой.
– Нет!
Он вышел из-за стола, шагнул к закрытому тяжелыми темными шторами окну, остановился: