Трубка вновь умолкла. Виктор хотел предложить рандеву на одном из вокзалов, где легко укрыться от чужих глаз, однако неизвестная заговорила первой.
– Возле Ваганьковского кладбища. Напротив входа, где продают цветы и венки. Через час быть сможете?
Виктор вспомнил забитые людьми столичные трамваи, затем прикинул, что лишний червонец на извозчика у него найдется, и решительно выдохнул.
– Буду.
В хитросплетениях улиц и переулков Столицы Виктор действительно разбился скверно. Однако о городе знал немало – читал, а еще больше слышал. По странному совпадению пару дней назад ему рассказывали именно о Ваганьково. Сосед по коридору, молодой «опер» из уголовного розыска, пригласил на прощальную вечеринку по случаю грядущего переезда в отдельную комнату ведомственного дома. Пили крепко, трепались обо всем подряд. Сыскарь, приняв свои законные, принялся рассказывать жуткие байки из столичной криминальной жизни. Ваганьковское кладбище поминалось им постоянно, даже чаще, чем легендарная Хитровка.
«На базарчик, который у входа, попадете – ничего не покупайте. Там все из могил, даже мясо в пирожках. И на самом кладбище осторожней будьте, не то пирожками станете».
Как на грех, первым, кого увидел Виктор, расплатившись с извозчиком, оказалась дебелая бабка с огромным железным подносом. «Пирожки горячие-е-е! С мясом, с требухой, с горло-о-о-ом! Повкусней, чем при старом режиме-е-е!..» Батальонный невольно вздрогнул и поспешил пройти дальше, в печальный ряд, где торговали венками. Если верить всезнающему оперу, все они были краденные, только что из-за желтой кладбищенской стены. Чуть дальше находился небольшой «толчок», где по воскресеньям, по утверждению все того сыскаря, продавали снятые с покойников костюмы, обувь, включая пресловутые белые тапочки, и даже детские игрушки. Мысленно ругнув говорливого милиционера, Виктор, прикинув, сколько пирожков получится из отставного командира РККА, на всякий случай расстегнул крючок шинели.
– Вы – Виктор Вырыпаев?
Голос прозвучал справа, и альбиносу пришлось повернуться, чтобы увидеть незнакомку.
– Да, это я.
Он ошибся, хотя и не сильно. Женщине было около тридцати, выглядела же она еще старше. Густая, не слишком удачная косметика на бледном худом лице, больше похожая на театральный грим, приталенное черное пальто, круглая шапочка с узкими полями, тоже черная, как и сумочка из крокодиловой кожи. На темной ткани пальто, чуть ниже воротника – большая бронзовая брошь. Бабочка-махаон, два красных камешка, два синих.
– Если вы из ГПУ, разговор у нас не получится.
Темные глаза смотрели настороженно и недобро. Виктор прикинул, что доставать удостоверение среди шумной толпы не слишком удобно. Кроме того в музее знают место его службы. Тогда к чему вопрос?
– Свои бумаги я вам покажу позже. Но у сотрудников Госполитуправления могут быть любые документы. Решайте сами.
Женщина немного подумала, сжала губы.
– У меня нет выбора. Встретимся у входа в кладбищенскую церковь. Я пойду первой.
Через мгновение ее уже не было. Батальонный остался на месте, прикидывая, не разумнее ли немедленно вскочить на подножку проезжающего мимо трамвая. Пирожки не пирожки, но места здесь и впрямь непростые. Еще бы знать, за что рискуешь…
За кладбищенскими воротами было мокро и грязно. Кое-где лежал почерневший ноздреватый снег, мраморные лица могильных ангелов казались печальными и вместе с тем равнодушными. Мертвым не было дела до живых.
Внезапно молодой человек ощутил странную неуверенность. Он не верил в бога, не обращал внимания на приметы, Смерть же воспринимал просто как границу между «я еще» и «меня уже». Большое кладбище посреди города было для него огороженным забором пространством, где в самом неудачном случае можно обратиться в начинку для пирожков. Но в эти минуты холодное безразличие мертвых надгробий показалось ему слишком нарочитым, пугающим. Смерть словно затаилась в ожидании неосторожной жертвы. Еще один шаг, еще одно влажное от сырости надгробие, еще одно старое облупившееся фото. Мертвые лица, мертвая улица, мертвый город.
Некрополис…
Незнакомку он встретил прямо на аллее.
– Возле церкви слишком людно, – женщина поморщилась и без особой нужды поправила бабочку-брошь. – Я не сильна в конспирации. Сейчас мы свернем куда-нибудь в сторону, и вы покажете документы.
Возле очередного мраморного ангела, спрятавшегося за густой чугунной оградой, она остановилась и молча протянула руку в черной перчатке. Вырыпаев, тоже не сказав ни слова, достал лист восковой бумаги с грифом Центрального Комитета. Читала она долго, затем, вернув документ, внезапно посмотрела прямо в глаза:
– Товарищ Ким курит?
– Трубку, – вздохнул Виктор, решив ничему не удивляться. – При мне не курил, но упомянул табак «Autumn Evening».
Незнакомка кивнула:
– Хорошо. Меня зовут Доминика. Я сестра Георгия Васильевича Игнатишина. Имени не удивляйтесь, матушка удружила – назвала в честь подруги детства.
– Очень приятно, – Вырыпаев коротко поклонился. – Если честно, меня удивляет совсем иное. К чему такие сложности? Если вам нужен товарищ Ким, обратились бы прямо к нему.
Ответом был изумленный взгляд.
– Простите, как? Постучаться в ворота Спасской башни? Георгий надеялся, что письмо в ваш Научно-промышленный отдел не станут перлюстрировать, особенно если его напишет Вася Касимов.
– «Рисурс», – вспомнил альбинос, – «Енергетический и прочий рисурс». Надпись на конверте – условный знак?
– Условный? – Доминика удивилась еще больше. – Конечно, нет. Мы просто хотели дать знать товарищу Киму. Его телефон наверняка слушают, личную почту читают, оставалось написать прямо в отдел. Но мы ошиблись. Вы пришли слишком поздно, Георгия убили, Василию едва удалось бежать. А главное, эти уже все знают. Надеюсь, хоть сейчас их здесь нет…